Україна
Калейдоскоп
Пятенко: «Как еще объяснить, что россияне тут на фиг не нужны?»
Главный тренер женской команды киевского «Динамо» Владимир Пятенко – о войне, маме в Крыму, отношении к белорусам, а также о влиянии пропаганды на умы россиян.
2022-04-03 11:45
В 2017 году «Крумкачы», готовившиеся к сезону в высшей лиге, возглавил украинский специалист Владимир Пятенко. Правда, проработал тренер с командой совсем недолго – меньше четырех месяцев, оставив команду после девяти туров с 8 очками на 12-м месте. Впрочем, проблема была больше в финансовых вопросах – «вороны» Дениса Шунто бедствовали, а сам коуч и за время в Беларуси увидел только полторы зарплаты.
После этого специалист вернулся в Украину – поработал с «Оболонь-Броваром», входил в тренерский штаб «Черноморца», а в 2021 году возглавил женскую команду киевского «Динамо». Именно в этой должности, находясь в столице Украины, 47-летний тренер встретил войну, начатую Россией 24 февраля при поддержке с территории Беларуси.
В интервью белоруской «Трибуне» Пятенко рассказал о том, как участвовал в эвакуации сотен юных спортсменов, порассуждал о российской пропаганде и целях войны, а также прикинул, что может ждать «Крумкачы».
– Каждое утро в чате нашей женской команды задаем друг другу вопрос: «Как вы?». Это нормальный вопрос и в мирное время, а во время войны люди стали больше интересоваться жизнью друг друга, делами. Все волнуются друг за друга.
– Насколько знаю, вы сейчас продолжаете тренировки.
– Да, по Zoom. Понятно, что это немного смешно, но таковы реалии. С помощью видеосвязи занимаемся йогой и ОФП. Мы уже хотели собраться вместе, чтобы нормально работать, но дело в том, что многие спортсмены несовершеннолетние, так их родители не отпускают. Плюс до конца непонятно, где наиболее безопасно. Думали перебраться на запад, но и Львов бомбят, и другие города. Так что собраться и полноценно тренироваться очень тяжело. Но мы все равно постараемся где-то собраться и продолжить работу. Отдельно хотел бы сказать спасибо руководству киевского «Динамо». Команду не бросили, зарплату продолжают выплачивать.
– 23 февраля могли предположить, что следующее утро начнется с новостей о войне?
– Даже 24 февраля не мог поверить, что такое произошло. Был шок, непонимание того, что происходит. Да, говорили иногда, что Россия может напасть такого-то числа, но я до последнего не верил.
К войне привыкнуть, конечно, невозможно, но мы адаптировались, без паники и без истерик помогаем друг другу. Сегодня Украина так объединилась, что, честно скажу, такого единения я никогда не видел. У нас сейчас одна партия – это Украина, для всех один президент – Владимир Зеленский. Нет разницы, какой ты национальности, какого вероисповедания – все за Украину. И огромная благодарность, низкий поклон тем воинам, которые нас защищают на передовой.
Меня приятно удивляет, с каким желанием люди идут в тероборону, как идут защищать страну. Вижу, как даже те, кто в начале войны уехал на запад Украины, возвращаются в свои дома, в Киев, в другие города, и идут в тероборону, волонтерят. Сегодня вся страна помогает друг другу. Абсолютно незнакомые люди стали близки. Я знал, что украинцы добрые и мужественные люди, но чтобы нация насколько объединилась – это дорогого стоит. И мы обязательно победим, потому что на нашей стороне правда.
– У вас было желание вступить в тероборону?
– Кроме того, что я работаю тренерском в женской команде киевского «Динамо», также отвечаю за подготовку юных спортсменов в олимпийском колледже имени Поддубного. И в первый день войны главной задачей для меня и моих коллег стало обеспечить безопасность детей – около 300 человек. С 24 февраля мы эвакуировали детей, это заняло дней 10. Также мы быстро оборудовали подвал, ночевали там с ребятами, обеспечивали питанием всех, кто не успел выехать из Киева. Некоторые мои коллеги записались в тероборону, а я на своем месте им помогаю, волонтерю.
– Колледж далеко от мест обстрелов?
– Над учреждением летали самолеты, были взрывы, стекла дрожали. Но в остальном все более-менее спокойно.
– Как коллектив воспринял ситуацию?
– Ни у кого никакой паники не было, но все понимали, что нужно быстро уезжать из Киева. Люди ехали на машинах, на автобусах, из города не могли выехать по 12-15 часов, стояли в сумасшедших пробках. Мы решили, что несовершеннолетние обязательно должны быть с родителями. В моем понимании, это самое безопасное место. Но до сих пор пару человек живут у знакомых – не попали к родителям, потому что они живут в тех городах, которые сейчас уничтожают российские войска.
В первый день войны мы эвакуировали человек 200, они разъехались. С нами осталось где-то 70 человек. И вот они потихоньку каждый день уезжали, за ними приезжали родители. Дней 10 мы такой большой компанией провели в подвале, друг друга поддерживали. Все дети воспринимали события нормально, не было паники, истерики. Девочки, конечно, иногда плакали, особенно когда узнавали новости о том, что их родные города бомбят, что там погибают люди.
Через дней 10 после начала войны уже практически всех детей эвакуировали из Киева. А с теми, кто остался, вместе сели на машину и поехали в Винницу. У нас тут была уже команда колледжа 2006 года рождения. Ребята за два дня до войны уехали в Винницу и не смогли вернуться. Благо, футболистам помогала городская власть, обеспечивала жильем и питанием. Мы приехали, помогли и этим детям выбраться в свои родные города. Сейчас дети в безопасности, с родителями.
– От Киева до Винницы ехать около четыре часов.
– А мы добирались в четыре раза дольше – потому что везде блокпосты, самолеты летают, ракеты взрываются.
– Когда вы сами ехали через Киев, какие испытывали чувства?
– Во-первых, ужасали разрушения. Во-вторых, показалось, что Киев просто вымер: были закрыты магазины, кафе. Никого не было на улицах. Внутри меня – только шок, потому что не понимаю, как в XXI веке такое можно творить и при этом оправдывать каким-то биологическим оружием, которое якобы производят в Украине, или отравленными гусями. Россия говорит, что она не нападала на Украину. Но когда на нас летят ракеты, когда в мирные города заходят танки, когда гибнут люди, как это можно назвать?
– Российские власти также говорили о каком-то притеснении русскоязычного населения. При этом мы с вами сейчас говорим на русском языке.
– В нашей стране мы сами разберемся, что нам делать, на каком языке разговаривать. Я сам родился на территории РФ, разговариваю на русском, но считаю нормальным, когда в Украине государственный язык украинский. У нас полстраны на передовой разговаривает на русском. Какое притеснение? Слушайте, нас не надо спасать от самих себя!
– Вы можете понять, объяснить, почему россияне слепо верят тому, что говорят по ТВ?
– Честно, не могу. Но в России люди постоянно смотрят телевизор и верят пропаганде. А если приехать сюда, можно увидеть, что у нас все нормально, Украина – европейская страна. Я не говорю, что у нас нет никаких проблем – хватает нюансов и в экономике, и в чем-то еще. Но главная проблема сегодня – это война. Причем мы защищаемся, мы не нападали ни на кого!
Почему люди верят пропаганде? Не могу понять. Я поражаюсь, как какой-то интеллигент в очках вещает по ТВ о каких-то отравленных гусях, которые летят из Украины. Понимаю, если бы это говорили какие-то люди из деревень, которые с утра до вечера смотрят телевизор. Но, извините, когда это утверждает человек из правительства – о чем мы можем рассуждать? Да и что в таком случае говорить о простых рабочих?
– При этом пропаганде в России верят люди не только старшего поколения, но и молодежь.
– У меня, кстати, мама тоже говорит: «Если по телевизору так передали, значит, это правда». Я ей все время повторяю, что верить телевизору нельзя. А молодежь я вообще не могу понять. Они же могут найти разные точки зрения в интернете, отметить для себя критические моменты, но нет. Страшно, когда молодежь доверяет только тому, что говорят по ТВ. Это как будто Северная Корея.
– Сейчас Россия активно борется с источниками альтернативных точек зрения.
– Так поэтому и борется, потому что люди постепенно узнают правду, а правительству России это нельзя допустить.
– Где ваша мама сейчас живет?
– В Крыму.
– Тогда спрошу – чей Крым?
– Украинский, однозначно. От этого никуда не денешься. К сожалению, Россия оккупировала эту территорию, но я надеюсь и верю, что в ходе этой войны Украина вернет себе Крым, и это произойдет ненасильственным методом.
– Ваша мама кому больше верит – вам или пропаганде?
– Конечно, мне. Но от телевизора никуда не деться. Мы по телефону общаемся, но сколько времени – пять минут в день, а то и реже. А телевизор работает 24 часа в сутки. И пропаганда делает свое дело. Поэтому мама не понимает, что происходит.
Пишу некоторым своим знакомым в Крым, так они мне постоянно отвечают, что Россия просто проводит какую-то спецоперацию, якобы войска бомбят только военные объекты. Но я высылаю им видео, показываю, что бомбят жилые дома, убивают мирных граждан, детей, что самое страшное. При этом в радиусе 50 км нет никаких военных объектов. Надеюсь, что люди наконец-то поймут, что на самом деле сейчас творится в Украине.
– За месяц с небольшим вам когда-нибудь было по-настоящему страшно?
– Конечно. Только дураки ничего не боятся. В первую очередь было страшно за детей. Когда мы ехали на вокзал под свист ракет, когда дети садились в поезда, а мы не понимали, что будет дальше, вот тогда было страшно. Ребята каждые полчаса отписывались, но мы успокаивались, лишь когда дети добирались до пункта назначения. А остальное не так уж и важно.
– У вас есть ответ на вопрос, почему россияне без разбора палят по гражданской инфраструктуре?
– От бессилия. Россия понимает, что Украина всей страной встала на свою защиту. Российские войска с этим ничего поделать не могут, поэтому просто от бессилия стреляют по гражданским, по жилым домам. Они же реально думали, что придут в Украину – и их тут будут встречать с цветами и пирожками. Как им еще объяснить, что они тут на фиг не нужны? Не надо нас спасать – мы сами разберемся. Вы говорите, что пришли освобождать? Кого и от кого? Все все прекрасно знают и понимают.
– И почему россияне были уверены, что их будут встречать в Украине с цветами?
– Вообще не понять. Такое ощущение, что Россия живет в своем иллюзорном мире и думает, что все вокруг хотят жить в составе СССР. Я даже не знаю, как назвать этот бред. Мы сами разберемся, где мы хотим быть и как хотим жить. Сейчас нам прежде всего нужно победить, а завтра уже будем смотреть, куда нам идти или, может, лететь на Марс, на Луну. Наша страна совершеннолетняя, она прошла уже через многое, поэтому народ и власти сами разберутся, куда нам идти.
– Белорусская баскетболистка Екатерина Снытина предположила, что российской власти просто не нравится, что в Украине есть сменяемость президентов, есть свобода.
– Может быть. Но если России что-то не нравится, то это ее проблемы. Представьте, что я взял автомат и зашел в чужую квартиру, начал говорить, что соседи неправильно убирают, что нужно мести не веником, а чем-то другим. Сейчас – то же самое. Не лезьте в чужие дома. Каждый сам должен заниматься своим порядком, разбираться со своими проблемами, если они есть. У нас есть свобода выбора, мы можем выбирать президента, которого хотим, это наше право.
– Как думаете, переговоры между сторонами могут к чему-то привести?
– Очень на это надеюсь. Помню, как я в 2014 году был в Донецке, когда там все началось, и каждый день просыпался и читал новости, надеялся, что стартовали переговоры. Когда понял, что все затянется, что это сложный процесс, то уехал.
Сейчас тоже хочется, чтобы стороны договорились. Хочется, чтобы с нашей территории ушли эти так называемые освободители. Переговоры идут, я понимаю, что это процесс небыстрый, но все равно хочется, что как можно скорее они договорились. Какие-то подвижки уже есть, в первую очередь в плане того, что скоро должны встретиться президенты. Вот тогда уже, думаю, должен быть прорыв и положительные для Украины результаты.
– А это какие?
– В первую очередь это, конечно, прекращение огня и уход захватчиков из Украины. А дальше уже будем разговаривать. Например, те территории, которые оккупированы Россией, должны вернуться в состав Украины. Этот политический процесс должен привести к тому, что наша страна в территориальном представлении станет такой, какой была раньше, когда стала независимой. Но, пожалуйста, это не должно происходить насильственным путем – только с помощью переговоров.
То, что происходит сейчас, одним словом не объяснить. Трагедия, катастрофа… Не знаю. Это ужас. Все это надо показывать людям, которые слепо верят пропаганде, где говорят, что Россия проводит спецоперацию и бомбит только военные объекты. После того, что они сделали с Мариуполем и Харьковом, у меня простой вопрос: эти два города – полностью военные объекты?
– Россияне смотрят ТВ и верят, что бомбежка роддома в Мариуполе – это все постановочное.
– Тогда вся война – это что-то постановочное, ее в принципе нет, люди не гибнут, и вообще украинцы встречают войска с цветами, ни у кого оружия нет. Но это же полный бред.
– У вас есть предположение, когда Украина все-таки вернется к спокойной жизни?
– Даже не знаю, просто хотелось бы, чтобы побыстрее. Кода на нашей территории не будут стрелять, когда города не будут бомбить и наступит полноценный мир, мы все быстро приведем в порядок. В том числе с помощью тех стран, которые не поддерживают войну. Единственное, не вернуть уже поломанные жизни, судьбы, погибших детей. Это самое страшное.
– Сейчас актуален вопрос о том, как украинцы будут относиться к россиянам после войны.
– У меня всегда было нормальное отношение к россиянам. Я же на территории России родился, играл там, в украинских командах нормально общался с людьми из этой страны. Никогда никакой ненависти не было. Но о таком отношении со стороны всех украинцев, думаю, уже можно забыть. Надолго или даже навсегда.
Мы, конечно, выживем, победим, все переживем, но я не представляю, как россияне будут смотреть украинцам в глаза после всей этой войны. Есть люди, которые понимают, что происходит, они поддерживают Украину, но не могут выйти на улицу, устроить акции, потому что живут в полицейском государстве, где за любое инакомыслие бьют, сажают в тюрьму. Но есть и те, кто поддерживает войну – вот от этого страшнее всего. И вот не поймешь – они так заигрывают с властью и стараются вылизать задницу или действительно так думают. Если второе, то это полный треш и ужас. Еще страшно, когда наши соотечественники, люди с украинскими паспортами живут в России и молчат.
– Вы имеете в виду Анатолия Тимощука?
– Да таких много в России, просто Тимощук – самая публичная личность, поэтому о нем и говорят.
– Вы согласны с теми мерами, которые были к нему применены – лишение всех титулов и званий?
– Все по заслугам. Время расставило все и всех по своим местам. В такие тяжелейшие времена, в период войны проявляется характер человека, качества, отношение к стране. И не важно, что ты делал раньше – носил или не носил вышиванку, пел гимн или молчал. Все видно именно в тяжелейшие периоды. А то, что было раньше, уходит на второй план.
– Какое у вас отношение к белорусам сейчас, когда с территории Беларуси идут российские войска и летят ракеты в Украину?
– Я не разделяю людей по национальности и гражданству. Для меня есть нормальный адекватный человек и ненормальный. Все. И как я должен относиться к белорусу, который против войны, за Украину? А некоторые и воюют за Украину. Но вы понимаете и то, как я буду относиться к тем, кто поддерживает власть Беларуси и то, что с территории страны в Украину летят ракеты. Все же очевидно.
– Есть мнение, что Беларусь уже давно оккупирована Россией, и при нынешнем режиме другого развития событий просто не могло быть.
– Когда я работал в Беларуси, меня спрашивали, как я отношусь к местным властям. Всегда отвечал, что, извините, я как гражданин Украины не могу никому советовать и говорить, что правильно, а что неправильно. Каждый в своей стране должен разбираться сам. Придерживаюсь этой позиции и сейчас.
Помню, когда тренировал «Крумкачы», там были люди, которые поддерживали власть, а были и те, кто против Лукашенко. Но я все время говорил: «Ребята, вы свои взгляды не должны переводить на личностные отношения. У нас есть команда, есть коллектив. Нужно вместе работать и достигать цели».
Сейчас могу лишь высказать свое мнение: из любой ситуации есть несколько выходов. И, конечно, [белорусские] власти могли поступить по-другому, но поступили так, как посчитали нужным. И сейчас можно смело назвать их соучастниками преступлений. Все, по-другому не скажешь.
– Сейчас вы следите за судьбой «Крумкачоў»?
– Раньше активно следил, переписывался с людьми оттуда, но сейчас, как вы понимаете, не до этого. Но, конечно, в курсе, что команду допустили только до второй лиги. Все же просто – команда независима от власти, частный клуб. В «Крумкачах» есть свое мнение, своя точка зрения, клуб не подчиняется никакой госструктуре, поэтому на него нельзя надавить. А в Беларуси, так же, как в России, власти ни в коем случае не хотят, чтобы была свобода выбора, свобода мнений. В таких странах власти не понимают, как такое может быть. Должно быть только так, как сказал Ленин и партия.
– «Крумкачы» выживут в условиях нынешней системы?
– Не знаю. Им очень тяжело в Беларуси – и будет тяжело. Если клуб уничтожают только потому, что там есть свое мнение и коллектив с народом, то это уже никакой логике не поддается. Это прямое доказательство уничтожения свободы слова в стране.